Неточные совпадения
Земли заброшены, заросли полынями или розданы мужикам, и где производили
миллион, производят
сотни тысяч четвертей; общее богатство уменьшилось.
— Всенепременно. У него теперь приращенье должно идти с быстротой невероятной. Это ясно. Медленно богатеет только тот, у кого какие-нибудь
сотни тысяч; а у кого
миллионы, у того радиус велик: что ни захватит, так вдвое и втрое противу самого себя. Поле-то, поприще слишком просторно. Тут уж и соперников нет. С ним некому тягаться. Какую цену чему ни назначит, такая и останется: некому перебить.
— Ба, — сказал Дронов. — Ничего чрезвычайного — нет. Человек умер. Сегодня в этом городе, наверное,
сотни людей умрут, в России —
сотни тысяч, в мире —
миллионы. И — никому, никого не жалко… Ты лучше спроси-ка у смотрителя водки, — предложил он.
«Короче, потому что быстро хожу», — сообразил он. Думалось о том, что в городе живет свыше
миллиона людей, из них — шестьсот тысяч мужчин, расположено несколько полков солдат, а рабочих, кажется, менее ста тысяч, вооружено из них, говорят, не больше пятисот. И эти пять
сотен держат весь город в страхе. Горестно думалось о том, что Клим Самгин, человек, которому ничего не нужно, который никому не сделал зла, быстро идет по улице и знает, что его могут убить. В любую минуту. Безнаказанно…
И все будут счастливы, все
миллионы существ, кроме
сотни тысяч управляющих ими.
Царь иудейский сидел спокойно за своим столом, смотрел бумаги, писал что-то на них, верно, всё
миллионы или, по крайней мере,
сотни тысяч.
А между тем бюрократствуют тысячи,
сотни тысяч, почти
миллионы людей.
Но и этого периода было совершенно достаточно, чтобы около каждого из Лаптевых выросла своя собственная баснословная легенда, где бессмысленная роскошь азиатского пошиба рука об руку шла с грандиозным российским самодурством, которое с легким сердцем перешагивало через
сотни тысяч в
миллионы рублей, добытые где-то там, на каком-то Урале, десятком тысяч крепостных рук…
Для него ясно было, что теперь он созерцает настоящего дельца, дельца высшей пробы, дельца из той заманчивой сферы, где счеты идут на
сотни тысяч и
миллионы.
Когда перед началом все встали и торжественным медленным пологом заколыхался над головами гимн —
сотни труб Музыкального Завода и
миллионы человеческих голосов, — я на секунду забыл все: забыл что-то тревожное, что говорила о сегодняшнем празднике I, забыл, кажется, даже о ней самой.
Только бы каждый из нас постарался понять и признать ту христианскую истину, которая в самых разнообразных видах со всех сторон окружает нас и просится нам в душу; только бы мы перестали лгать и притворяться, что мы не видим эту истину или желаем исполнять ее, но только не в том, чего она прежде всего требует от нас; только бы мы признали эту истину, которая зовет нас, и смело исповедовали ее, и мы тотчас же увидали бы, что
сотни, тысячи,
миллионы людей находятся в том же положении, как и мы, так же, как и мы, видят истину и так же, как и мы, только ждут от других признания ее.
Всякая, самая короткая война с сопровождающими обыкновенно войну тратами, истреблениями посевов, воровствами, допускаемым развратом, грабежами, убийствами, с придумываемыми оправданиями необходимости и справедливости ее, с возвеличением и восхвалением военных подвигов, любви к знамени, к отечеству и с притворством забот о раненых и т. п., — развращает в один год людей больше, чем
миллионы грабежей, поджогов, убийств, совершаемых в продолжение
сотни лет одиночными людьми под влиянием страстей.
Убьют, повесят, засекут женщин, стариков, невинных, как у нас в России недавно на Юзовском заводе и как это делается везде в Европе и Америке — в борьбе с анархистами и всякими нарушителями существующего порядка: расстреляют, убьют, повесят
сотни, тысячи людей, или, как это делают на войнах, — побьют, погубят
миллионы людей, или как это делается постоянно, — губят души людей в одиночных заключениях, в развращенном состоянии солдатства, и никто не виноват.
Как бывает достаточно одного толчка для того, чтобы вся насыщенная солью жидкость мгновенно перешла бы в кристаллы, так, может быть, теперь достаточно самого малого усилия для того, чтобы открытая уже людям истина охватила бы
сотни, тысячи,
миллионы людей, — установилось бы соответствующее сознанию общественное мнение, и вследствие установления его изменился бы весь строй существующей жизни. И сделать это усилие зависит от нас.
Во-первых, мы видим
сотни, тысячи,
сотни тысяч,
миллионы, целое море мужиков!
Кому ты приносишь пользу?» Я начинаю разбираться в этих вопросах и вижу, что благодаря моим трудам
сотня французских лавочников-рантье и десяток ловких русских пройдох со временем положат в карман
миллионы.
— Ведь я тогда без промаха буду играть.
Сотни тысяч,
миллионы улыбнутся мне! И нет в этом шулерства! Я — знаю! Знаю, и — больше ничего! Всё законно!..
— Мерзавцы! — кричал Саша, ругая начальство. — Им дают
миллионы, они бросают нам гроши, а
сотни тысяч тратят на бабёнок да разных бар, которые будто бы работают в обществе. Революции делает не общество, не барство — это надо знать, идиоты, революция растёт внизу, в земле, в народе. Дайте мне пять
миллионов — через один месяц я вам подниму революцию на улицы, я вытащу её из тёмных углов на свет…
Прокоп, по-видимому, хотел объяснить, что из дарового
миллиона, конечно, ничего не стоит уступить сотню-другую тысяч; но вдруг опомнился и уставился на меня глазами.
Окоемов. О да, конечно, куда же! У Оболдуевой, кроме богатейших имений, несколько
миллионов денег. Это черт знает что такое — это с ума можно сойти!.. Десятки тысяч десятин чернозему,
сотни тысяч десятин лесу, четыре винокуренных завода, полтораста кабаков в одном уезде. Вот это куш!
Лупачев. Да, это известие дает совсем другой оборот делу. Тут уж не
сотни тысяч, а
миллионы...
Думаю также о том, как однажды бурной зимней ночью разбилась о грудь старого чудовища целая английская флотилия вместе с гордым щеголеватым кораблем «Black Prince», [«Черный принц» (англ.)] который теперь покоится на морском дне, вот здесь, совсем близко около меня, со своими
миллионами золотых слитков и
сотнями жизней.
Знают, канальи, все; не токмо
сотни, да и тысячи — куда! я думаю, и
сотни тысяч рублей раскинут на гривны, копейки и скажут, сколько денежек даже в
миллионе рублей.
Но скажите, что же значат эти
сотни тысяч пред десятками
миллионов, населяющих Россию?
А это что же за великое явление, которое в течение веков все ограничивается
сотнями и тысячами людей, не обращая внимания на
миллионы!..
Есть только несколько
миллионов квадратных верст пространства и несколько
сотен совершенно разных национальностей, — есть несколько тысяч языков и множество религий.
Бургмейер. Зачем? Затем, что на землю сниспослан новый дьявол-соблазнитель! У человека тысячи, а он хочет
сотни тысяч. У него
сотни тысяч, а ему давай
миллионы, десятки
миллионов! Они тут, кажется, недалеко… перед глазами у него. Стоит только руку протянуть за ними, и нас в мире много таких прокаженных, в которых сидит этот дьявол и заставляет нас губить себя, семьи наши и
миллионы других слепцов, вверивших нам свое состояние.
Плачутся на христолюбца обиженные, а ему и дела мало, сколачивает денежку на черный день, под конец жизни
сотнями тысяч начнет ворочать да разика два обанкрутится, по гривне за рубль заплатит и наживет
миллион…
Посмотришь зимней ночью на небо и увидишь звезды, звезды, звезда за звездой, и конца им нет. И когда подумаешь, что каждая из этих звезд во много-много раз больше той земли, на которой мы живем, и что за теми звездами, какие мы видим, еще
сотни, тысячи,
миллионы таких же и еще больших звезд, и что ни звездам, ни небу конца нет, то поймешь, что есть то, чего мы понять не можем.
Только это укоренившееся лжеучение дает безумную, ничем не оправдываемую, власть
сотням людей над
миллионами и лишает истинной свободы эти
миллионы.
Было у одного богача всё, что желают люди:
миллионы денег, и разубранный дворец, и красавица жена, и
сотни слуг, и роскошные обеды, и всякие закуски, и вина, и полна конюшня дорогих коней.
Никто еще не составил расчета тех тяжелых, напряженных
миллионов рабочих дней и
сотен, может быть и тысяч жизней, которые тратятся в нашем мире на приготовление увеселений. Оттого и невеселы увеселения в нашем мире.
Ему уже нечего будет сокрушаться и говорить: „здравствуй, беспомощная старость, догорай, бесполезная жизнь!“ Но нечего бояться этого и мне, — нет, мой план гениален; мой расчет верен, и будь только за что зацепиться и на чем расправить крылья, я не этою мещанскою обстановкой стану себя тешить, — я стану считать рубли не
сотнями тысяч, а
миллионами…
миллионами… и я пойду, вознесусь, попру… и…»
Катя, широко раскрыв глаза, долго смотрела ему вслед. И вдруг прибойною волною взметнулась из души неистовая злоба. Господи, господи, да что же это?!
Сотни тысяч,
миллионы понаделали таких калек. Всюду, во всех странах мира, ковыляют и тащатся они, — слепые, безногие, безрукие, с отравленными легкими. И все ведь такие молодые были, крепкие, такие нужные для жизни… Зачем? И что делать, чтоб этого больше не было? Что может быть такого, через что нельзя было бы перешагнуть для этого?
Мой брат умер вчера или тысячу лет тому назад, и та самая сила его жизни, которая действовала при его плотском существовании, продолжает действовать во мне и в
сотнях, тысячах,
миллионах людей еще сильнее, несмотря на то, что видимый мне центр этой силы его временного плотского существования исчез из моих глаз.
Между тем некоторые сочинения по части раскола, явившиеся в последнее время (с 1857 г.), частью в журналах, частью отдельными книгами, доказали, что русская публика жаждет уяснения этого предмета, горячо желает, чтобы путем всепросвещающего анализа разъяснили ей наконец загадочное явление, отражающееся на десятке
миллионов русских людей и не на одной
сотне тысяч народа в Пруссии, Австрии, Дунайских княжествах, Турции, Малой Азии, Египте и, может быть, даже Японии [«Путешественник в Опоньское царство», о раскольнической рукописи первых годов XVIII столетия.].
Знать ли, что спокойствие и безопасность моя и семьи, все мои радости и веселья покупаются нищетой, развратом и страданиями
миллионов, — ежегодными виселицами,
сотнями тысяч страдающих узников и
миллионом оторванных от семей и одуренных дисциплиной солдат, городовых и урядников, которые оберегают мои потехи заряженными на голодных людей пистолетами; покупать ли каждый сладкий кусок, который я кладу в свой рот или рот моих детей, всем тем страданием человечества, которое неизбежно для приобретения этих кусков; или знать, что какой ни есть кусок — мой кусок только тогда, когда он никому не нужен и никто из-за него не страдает.
И тот, кому охота распутывать эту сеть, увидит, что не только шесть тысяч, но
сотни тысяч,
миллионы скованы этой цепью с тираном.